Дым отечества [СИ] - Татьяна Апраксина

гости дорогие. Прекрасный город Дун Эйдин, и оборонять его — одно удовольствие. Если конечно, в спину не ударят. Пока что — не было случая, чтобы не ударили. Это аллегория, думает Джеймс Хейлз, глядя из седла на город, и мельком отмечает: не все, выученное в Аурелии, просыпалось на камни. Хотя память и кажется мешком, который волоком волокли по земле, не заметив, что он протерся и прорвался. На шутки еще хватает. На шутки, которые большинство здесь считает слишком мудреными. Зуботычины, конечно, облегчают понимание, но надоедает же втолковывать каждому, где тут зарыта соль… Впрочем, есть Джордж, а тыл прикрывать уже не надо, королевские гости подъехали к самому городу — если откуда теперь беда и грозит, то спереди, а не сзади. Потому что мы едем в столицу, а не из нее.

— Интересно у нас дворец стоит. С намеком.

— Вы только заметили? — удивляется Гордон.

— Только что, — честно признает Джеймс. — Я раньше думал: хорошо хоть на мертвом вулкане поставили, а не на действующем. И только сейчас понял — он же действующий и есть. Накопит лавы и взлетает к небесам. Политическое извержение. Если догонит, результат будет такой же, как и при настоящем.

— Я ничего не слышал. — без улыбки отзывается Джордж. — Вы ничего не говорили. Вы не называли обитель мира и исток благоденствия вулканом перед извержением, а я не соглашался с этим изменническим мнением.

— Не беспокойтесь. Пока оно не рванет, нам простят все, в том числе и это. Когда рванет, все будет зависеть от того, как быстро и где именно мы с вами проснемся. Хотите дружеский совет? Не ночуйте в помещениях без окон.

— Благодарю вас, — кивает очень любезный и очень задумчивый Джордж. Предвкушает встречу с семейством, надо понимать; впрочем, ему-то с Арраном прилюдно не мириться, а у лорда канцлера вряд ли хватит упрямства до сих пор лелеять свои католические заблуждения. Столько упрямства даже у горного барана не отыщется… Впрочем, помимо религиозных предрассудков и досадной слепоты в вере, у лорда канцлера есть другие, куда более серьезные заботы — и не менее серьезные предприятия. После успешно выигранной в союзе с Альбой войны, после того, как благодарность Аурелии пополнила казну, а франконские корабли — каледонский флот, после того, как Ее Величество Маб намекнула, что безобразия на границе считает безобразиями, позиции графа Хантли не то чтобы пошатнулись, но начали ослабевать, а Мерея — усиливаться. Лорд канцлер же не из тех, кто допустит подобное, так что теперь он сколачивает новую коалицию. Джорджа во всю эту возню втянут немедленно, еще и потому, что он от заблуждений и предрассудков отказался, значит, годится в послы к самым нетерпимым. Бедняга…

— Главная наша беда, — вдруг прерывает молчание Джордж, — что у нас нет никаких разумных причин враждовать с Альбой. Ни малейших. Конечно, если их пустить сюда, они проглотят нас за поколение, но что в этом плохого? Вы сами знаете, там живут лучше — и не только потому, что земля на юге щедрее. Другие в этой же ситуации могли бы бояться, что с ними обойдутся как с покоренным народом… но нам это не грозит. Нас встретят как блудного сына и примутся покупать, приручать и прикармливать. Пограничные семейства, конечно, развесят по всем дорогам, и кое-кого еще — но они такое обращение заработали вдесятеро, а повесят их всего один раз. Два поколения назад вышла бы свара из-за религии, но теперь им все равно, они и наших горячих укоротят. Покончат с усобицами, наведут порядок. Казалось бы… Казалось бы — заведи кто при Хейлзе такие речи, живым не уйдет; на крайний случай — целым. Средь бела дня проповедовать выгоды от примирения с Альбой… от продажи Альбе со всеми потрохами?! Пора этому кому-то укоротить наглость, ровнехонько по плечи!.. Джеймс за меч не схватился и даже бровью не повел: привык. Для начала — что-нибудь вдалбливать Джорджу силой попросту бесполезно. Отбивается с постным видом, словно не может дождаться продолжения разговора; он, кстати, и насмерть дерется так же, как занятой человек, которому нужно вернуться к настоящим делам — от чего у противников по спине ползет холодная дрожь… И — уже урок Джеймсу: если эта ледышка и сосулька долго, цветисто высказывается в пользу чего-то, значит, на следующем ходу разнесет эти свои доводы в пух и прах. Надо дослушать, даже если руки чешутся. Джордж все так же смотрит вперед.

— А потом они у нас начнут заводить свои порядки. Разумные, более-менее. Дельные. И вот тут драться полезут уже не Армстронги с Барклаями, а все, кто просто привык иначе. И их раздавят. Потому что лезть станут по одиночке — и еще камешки друг другу под ноги подбрасывать. Ну а раз уж из-за обычаев уходит столько крови… может быть, проще покончить с такими обычаями? Не так ли?

Сколько крови дают за страну, Хейлз? Сколько — за то, чтобы не чужак решал, кому тут жить и умирать по каким правилам? Если мы когда-нибудь вернемся в круг — то не в качестве добычи, которая, вдобавок попросту свалилась с ветки в рот по собственному бессилию.

Вот так вот — почти на въезде в город, пока лошади идут шагом, пока процессия собирается и перестраивается для чинного, в подобающем порядке прибытия в столицу. Хорошие слова. Правильные. Слушаешь — и пробирает до печенок: «Сколько крови дают за страну?». Не перед толпой, не на публику — а обдумывал Гордон эту речь, или просто высказал, что на ум пришло, да кто ж его знает? Может быть, к нему мысли так и приходят, отточенные и отполированные, как клинок в добрых руках? Так или иначе — задел за живое.

А впереди уже шум, уже гвалт, и обычная толчея у нижнего въезда сама собой по сторонам рассосалась. И с обочин рявкают уже что-то приветственное. Джеймса в городе любят… особенно после долгого отсутствия. Происшествия становятся анекдотами, потом легендами — вот и о давешней охоте на Аррана-младшего и едва не случившейся по сему случаю войне ему в Эрмитаже гости рассказывали как о молодецком подвиге.

А на дороге, ровнехонько посередине, на сухом клочке между двумя лужами сидит кошка. Преобыкновеннейшая кошка, черная, с белой грудкой, острыми лопатками, до блеска вылизанной короткой шерсткой — и совершенно очевидно, что это не кот, а дама. Сидит, обкрутив хвост вокруг лап, и не без интереса смотрит на едущую шагом процессию. И не двигается. И усами не ведет. Кто-то сзади свистнул оглушительно —